Зайончковский Олег. Счастье возможно: роман нашего времени

Отрывок из романа

- Я убью тебя, сволочь! - раздается вроде как из телефонной трубки, только громко.

Решетка кухонной вентиляции в моей квартире действует как старинная неотключаемая ра­диоточка - она принимается говорить и умолка­ет, когда ей вздумается. К сожалению, постанов­ку она транслирует круглый год одну и ту же. Правда, я до сих пор не знаю персонажей по име­ни, потому что обращаются они друг к другу ис­ключительно так: «сволочь», «тварь», «сука», «шлюха»... Эпитетов не перечесть, их больше, чем дей­ствующих лиц, и вначале я путался, кто есть кто. С этим у меня вообще проблема: когда я читаю чужие романы или смотрю «толстые» фильмы, то лишь к концу начинаю различать, кого из персонажей как зовут. Жаль бывает - только-только привык, познакомился с действующими лицами, а кино уже кончилось. Зато вентиляционная по­становка конца не имеет - хочешь не хочешь на­тешь узнавать по одним лишь голосам и набору эпитетов. Сейчас, специально для таких тупых, как я, этот жанр освоило телевидение. Но там, я считаю, дело портит цензура - раз уж взялись показывать, то и нечего ханжеским «пикань­ем» глушить самые экспрессивные места в диало­гах. У меня на кухне цензуры нет. Можно, конеч­но, попробовать заткнуть говорящую решетку, но тогда мне и вовсе станет нечем дышать.

Я не знаю их имен, не знаю, как они выгля­дят, однако думаю о них довольно часто. Когда собственный мой текст, тот, к которому я при­зван и за который мне платят деньги, - когда этот текст предает меня, тогда-то моя усталая мысль утекает вместе с дымом моих сигарет в вентиляционную решетку.

Так кто же они - таинственные знакомые не­знакомцы, живущие у меня в вентиляции? Это две женщины, судя по всему мать и дочь. «Сукой» и «шлюхой» чаще зовется молодая, а «сволочью» и «вонючей тварью» та, что постарше, хотя иногда они меняются эпитетами, а возможно, и ролями. Иногда из решетки доносятся еще го­лоса каких-то мужчин, но эти, мужские, персонажи явно приходящие, и эпитет тут один на всех: «козел». «Живущие в вентиляции» - это, ко­нечно, шутка. На самом деле обитают они в квар­тире надо мной. Факт этот нетрудно установить, сопоставляя самые яркие места в их диалогах с ударами в мой потолок. «Я убью тебя, сво­лочь!» - и сейчас же наверху раздается такой стук, что у меня во всей квартире взмаргивает свет. На клавиши компьютера сыплется побелка, пугливая мысль моя вспархивает и беспорядочно мечется, а им хоть бы что. Вопреки всем угрозам они остаются живы и только с еще боль­шим азартом ведут свое нескончаемое сражение. Я не знаю, какое оружие они используют, - может быть, даже поливают друг дружку водой, потому иногда после их побоища у меня на кухне подмокает левый верхний угол. Между прочим, это хороший повод пойти наверх и познакомиться : милыми дамами поближе. Надо бы так и еде­шь, но всякий раз, пока я собираюсь с духом, пятно успевает высохнуть.

А вот передачи снизу я слышу, когда открываю шкафчик под раковиной, где у меня стоит мусорное ведро. Идут они из той дыры в полу, в которую уходят канализационные и водопроводные трубы. Там, к счастью, народ живет смирный, никто никого не убивает, и максимум скандала них - это по поводу недосоленного супа. С добрым нижним семейством я с удовольствием по­днялся бы этажами, но это, к сожалению, из области фантазий. Вообще квартирные обмены для меня больная тема, но о них в другой раз.

Люди, живущие подо мной, и скандальная парочка наверху не догадываются о существовании друг друга. Я - единственное между ними соединительное звено. Так уж в нашем доме устроено: живем слоями и соседствуем только по горизонтали. Да и к такому соседствованию нас принуждает лишь совместная зона ответственности и обороны: запираемая на ключ площадка-тамбур перед квартирами.