Павел Басинский. Лев Толстой: Бегство из рая

С того самого времени причины, побудившие Льва Толстого поступить подобным образом, обросли множеством слухов и мифов. Российский журналист Павел Басинский на основе сугубо документальных материалов, по большей части архивных, не просто выдвигает свою гипотезу произошедшего, а предлагает его живую и наиболее полную реконструкцию. Последовательность, изложенных в книге архивных документов, поможет читателю проследить всю жизнь и тайное бегство графа Толстого, понять причины его семейной драмы и подписания им тайного духовного завещания.
Книга иллюстрирована редкими фотографиями из архива музея-усадьбы «Ясная Поляна» и Государственного музея Л.Н.Толстого.
Отрывок из романа

Эпилог
Трудно передать чувство, которое испытываешь, листая подшивки российских газет за ноябрь 1910 года. Как мы уже писали, их первые полосы обычно целиком отдавались рекламе, причем са­мой мелкой, дробной, разных ходовых товаров, а также частным объявлениям о пропаже, напри­мер, домашних собачек. Но вот открываешь газе­ты за 8 ноября и... огромный, на весь газетный лист портрет в траурной рамке седобородого ста­рика с упрямым, выпуклым, напряженным лбом и суровым, пристальным взором, проникающим в самую душу. «УМЕР ЛЕВ ТОЛСТОЙ». Это была не просто новость. Это были звук и слепящий свет, которые заставили всю огромную страну вздрог­нуть, встряхнуться, сбросить с себя, по крайней мере, на один день весь цивилизационный туман, с его «товарами», «услугами» и «удобствами», и вспомнить, что есть в мире ценности, которые важнее этого.

Которые важнее и самой жизни...

Тело Л.Н. положили в дубовый гроб, без креста на крышке. «Если Льва Николаевича кладут в такой гроб, то, когда я умру, меня надо положить в про­стой тесовый ящик», - сказала при этом вдова писателя.

После смерти мужа С.А. несколько раз теряла сознание, но потом собралась с духом и сидела у изголовья покойного. «Она гладит своей рукой высокий лоб того, кто был Львом Толстым, - сооб­щал «Русскому слову» Константин Орлов. - Она твердит: всё кончено, угас великий свет всего ми­ра. Снова ласково гладит, говорит, понижая голос, словно шепчет умершему: душа моя, жизнь моя».

Один день и ночь 7 ноября были отведены на прощание с Толстым работников станции, жите­лей Астапова и ближайших деревень. Верующие просили епископа Парфения разрешить отслу­жить панихиду по Толстому в станционной церк­ви. Не разрешил, ссылаясь на определение Сино­да. «Синод завязал, Синод пусть развязывает», – сказал старец Варсонофий. И еще он сказал, что как ни силен был Лев, а вырваться из клетки так и не сумел. Вскоре старец и епископ уехали.

Возле дома Озолина почти непрерывно пели «Вечную память». По утверждению корреспондента «Саратовского листка», только за одно утро 7 ноября в комнате с Толстым побывало три тыся­чи людей.

Комната была убрана цветами. Были и венки, вопреки воле Л.Н. От местной интеллигенции: «Апостолу любви». И - самый трогательный - от местных школьниц: «Великому дедушке от ма­леньких почитательниц».

В 1:15 ночи траурный поезд отправился из Ас­тапова. Гроб с телом Толстого везли в вагоне с над­писью «Багаж». (Тело Чехова в свое время достав­ляли в Москву в вагоне с надписью «Устрицы».) Оказалось, что Толстой «ушел» из дома довольно далеко. Обратно ехали больше суток. Возник во­прос: где провести ночь? В Горбачеве или в Козло­вой Засеке? Решили - в Горбачеве, потому что в Козловке уже собралось несколько тысяч наро­да, и полиция опасалась крайнего выражения чувств и беспорядков.