Кожедуб А. Черный аист 16+

Журнальный гид

Первые рассказы Алеся Кожедуба были напечатаны в журнале «Маладосць». Он стремительно ворвался в белорусскую литературу, стал одним из лидеров в когорте молодых белорусских прозаиков, выпустил три книги на родном языке — и вдруг уехал в Москву, где и живет вот уже несколько десятилетий. Но он не потерялся и в большом многообразном московском литературном мире. Работал в издательстве «Советский писатель», был заместителем главного редактора «Литературной газеты». Выпустил целый ряд книг прозы на русском языке. Много сделал для пропаганды белорусской литературы в России, особенно в период, когда руководил выпуском белорусской страницы «Лад», что выходила в «Литературной газете» при поддержке Постоянного комитета Союзного государства Беларуси и России.

Кожедуб А. Черный аист : Роман / Алесь Кожедуб // Москва. – 2022. - № 5/6.

Легкий и увлекательный новый роман, наполненный белорусскими фольклорными мотивами. Колдуны мольфары, студенческая жизнь, практика в маленькой сельской школе, природа белорусского полесья. Юн и чист помыслами главный герой, мечтающий стать фольклористом и отыскать волколака оборотня, а может, если получится, самому превратиться в  мольфара, - были у него в роду такие чудесники. Автор пишет о своей юности, читать очень любопытно и занимательно.

Предлагаем вашему вниманию отрывок из романа:

Фольклористом я стал на первой своей практике в университете.

На практику, которая и называлась фольклорной, мы всем курсом отправились на Полесье — в Столинский район Брестской области. За плечами остались две экзаменационные сессии первого курса, и я уже считал себя бывалым студентом.

Я учился на филологическом факультете, почти сплошь состоящем из девиц. В моей второй группе ребят было четверо из тридцати, в остальных группах дела обстояли не лучше.

«Куда я попал?!» — иногда с недоумением, смешанным с ужасом, озирался я по сторонам. Девиц было так много, что запомнить лицо какой-нибудь из них не представлялось возможным. К тому же все они были разного размера и окраса, что только увеличивало кавардак в моей голове. Первое время я различал их исключительно по ногам. В год моего поступления в университет в моду вошли мини-юбки, все новоявленные студентки щеголяли только в них, и я был вынужден запоминать ноги. Не скажу, что все они были одинаково хороши, но некоторые можно было выделить. Странно, но лучшие ножки в моей группе были у старосты Светки Карпович. В остальных группах старосты были ребята, а у нас Светка.

— Ты сколько баллов набрала? — спросил я Светку при знакомстве.

— Двадцать! — вздернула она и без того курносый нос.

Это была максимальная сумма при поступлении.

— Понятно, — сказал я.

У самого меня было девятнадцать, у остальных студентов и того меньше.

Но я знал и то, что старостами назначали ребят, отслуживших в армии, и баллы здесь не имели значения.

«Неужели за ножки?» — покосился я на круглые коленки Светки.

— А в нашей группе в армии никто не служил, — сказала Светка и показала язык.

Я понял, что Светке палец в рот не клади.

— Я скоро замуж выхожу, — вздохнув, сказала Светка. — Это вы тут все детский сад.

Похоже, она меня утешала, что было еще обиднее.

— Валера Дубко на два года старше, — пробормотал я.

— А двадцати баллов не набрал! — фыркнула Светка. — Уйду в декрет, тебя старостой назначат.

— Больно надо! — тоже фыркнул я.

Я хорошо знал, что на роль старосты не гожусь. Знали об этом, видимо, и в деканате.

Как бы то ни было, на фольклорной практике Светка считалась еще полноценной старостой группы.

Руководителем практики была преподаватель устного народного творчества Татьяна Николаевна Петрова. Под ее началом мы все доехали до райцентра Столин, а дальше каждая группа отправилась в заранее выбранную деревню. Нам достался Теребежов, на самой границе с Украиной.

Суть практики состояла в том, что студенты должны были найти людей, знавших старинные песни, сказки или обряды, и записать исполнителей на магнитофон.

2

В Теребежове нас разместили по два-три человека в хате. Бригадир колхоза Николай, занимавшийся обустройством студентов, упарился, разводя девчат по хатам.

— Эта не хочет с той, а та с этой, — пожаловался он нам с Валерой.

Нас он отвел в хату на краю деревни последними.

— Другие хлопцы на том конце, — махнул он рукой.

Бригадир не объяснил, почему две пары парней он поселил в разных концах Теребежова. Видимо, по принципу петухов. Эти двое топчут куриц в этом конце, другие в том.

Вечером мы отправились к Светке на совещание.

— Кто умеет с магнитофоном обращаться? — спросила она, глядя почему-то на меня.

— А сколько у нас магнитофонов? — спросил Валера.

— Три.

— Значит, главный тот, у кого магнитофон?

Светка пожала плечами.

— В принципе я знаю все марки магнитофонов, — дернул себя за ус Валера. — Из-за границы постоянно поступает что-то новенькое.

— У нас отечественные, — успокоила его Светка. — Мы берем лучший и идем записывать вчетвером — вы, я и Ленка.

Ленка Кофман, сидевшая рядом с ней, подпрыгнула на стуле в знак согласия. Стул затрещал. Они обе были видные девушки, на полголовы выше меня. У Ленки, кстати, тоже длинные ноги, но немного иксом.

А Валера все крутил усы. Они у него свисали, как у западноукраинского парубка. Но Валера и родом из Рахова. Я хоть и не дока в географии, однако знал, что это у черта на куличках, в Закарпатье.

— Тебя как в Минск занесло? — спросил как-то я его.

— Тетка здесь живет, — уклончиво ответил Валера.

Валера никогда не отвечал на поставленный вопрос впрямую. Сейчас тоже в чем-то сомневался.

— Ладно, — наконец сказал он. — У тебя адреса есть?

— Есть, — достала бумажку из кармана халатика Светлана. — В сельсовете дали. Ефим Петрович Дерунец, девяносто лет. Живет через три дома от нашего.

Мы засиделись у девушек дотемна.

— Здесь спать рано ложатся, — сказала Светка. — Вы договорились с хозяйкой, что поздно придете?

— Нет.

Мы с Валерой посмотрели друг на друга.

— Там, между прочим, собака, — сказал я.

— Они на своих не бросаются, — хмыкнул Валера.

Уверенности в его словах я не услышал.

К своему дому мы подошли в кромешной темноте.

— Этот? — спросил Валера.

— Вроде этот.

Валера подергал калитку. Она была заперта на засов с той стороны.

— Надо лезть через забор, — сказал я.

Во дворе залаяла собака. Судя по тому, что лай то удалялся, то приближался, собака свободно бегала по двору. Днем она сидела на цепи.

— Что будем делать? — спросил Валера.

— Надо как-то хозяйку разбудить, — сказал я.

— Эй! — крикнул Валера. — Мы пришли!

Собака перестала лаять, но чувствовалось, что она где-то рядом.

— Надо передремать до утра, — сказал я. — Здесь вроде кустики неподалеку. И ночь теплая. Перебьемся.

3

Мы побрели по дороге к кустам.

— Давай здесь, — сказал Валера, отходя в сторону от дороги. — Хорошо, куртки догадались взять.

Я устроился в ямке между двумя холмиками, прикрыл лицо воротником куртки и закрыл глаза. Валера, повозившись, притих рядом со мной.

Проснулся я от острого чувства тревоги. Казалось, кто-то в упор смотрит на меня из темноты. Я тихонько открыл глаза. Небо над головой уже начинало светлеть, и я разглядел в нем неясные очертания креста.

«Господи! — с ужасом подумал я. — Это же могильный крест…»

— Валера! — растолкал я товарища. — Мы с тобой спим на кладбище!..

— Что? — подскочил тот. — Какое кладбище?

Однако вид крестов, которые толпой проступили из темноты, рассеял все сомнения. Мы действительно устроились ночевать на деревенском погосте, пусть и не в самом его центре, с краешку, но головой на могильном холмике с покосившимся деревянным крестом.

Мы рванули с кладбища со всех ног.

— Кто предложил переночевать в кустиках? — спросил на бегу Валера.

— А кто меня в них привел? — парировал я.

На дороге мы перешли на шаг. Светало, и мир уже перестал казаться черной прорвой, наполненной оборотнями и вурдалаками.

— Наш дом, — остановился у знакомой калитки Валера.

Крадучись я подошел к ней и толкнул рукой. Калитка не была заперта. Собака мирно сидела на цепи в глубине двора.

— А я думала, вы уже сегодня и не придете, — вышла из хаты хозяйка. — Завтракать будете?

— Еще даже солнце не встало, — посмотрел я на Валеру. — Ты есть хочешь?

— Нет, — помотал тот головой. — А можно, мы будем ночевать в сарае?

— В сарае?! — уставилась на нас хозяйка.

— Ну да, на сене. Возьмем одеяла, подушки, и никто никого не будет беспокоить. Ты как?

— Двумя руками «за», — сказал я. — Всю жизнь мечтал спать на сене.

— Дак замерзнете! — всплеснула руками хозяйка. — Уже ночи холодные!

— В самый раз, — ухмыльнулся Валера. — Мы даже под кустами можем.

Он взглянул на меня. Я отвел глаза в сторону. Пожалуй, сегодняшняя ночь запомнится мне навсегда.

— Как хотите, — пожала плечами хозяйка. — Пойдете досыпать или все же позавтракаете?

— Спать! — хором сказали мы.

Хозяйка выдала нам тощие одеяла и подушки, и мы отправились на сеновал.

— С сараем ты классно придумал, — сказал я, зарываясь с головой в сено. — Надо еще сказать, чтобы не спускала собаку на ночь. При ней она даже не гавкнула.

— Как думаешь, она специально закрыла калитку и спустила с цепи собаку?

— Конечно… — пробормотал я, проваливаясь в сон.

4

Светка нас разбудила в полдень.

— А вы тут неплохо устроились, — сказала она, поднявшись по лестнице к нам на сеновал. — Я бы тоже не отказалась.

— Залезай, — сдвинул я с головы одеяло. — Здесь места хватит.

— В другой раз, — спустилась на одну ступеньку вниз староста. — Спать до обеда — это настоящее свинство! Мы ведь договаривались прямо с утра идти к деду.

— Пойдем, — донесся из-под сена голос Валеры. — Позавтракаем и сразу отправимся. Который час?

— Уже двенадцать пробило!

— Если бы ты знала, где мы ночевали… — смахнул я с лица сенную труху.

— Здесь мы ночевали, здесь! — перебил меня Валера.

Он вылез из-под сена и сидел, выбирая из густых усов травинки. Их туда набилось немало.

Мы умылись из рукомойника, съели холодную яичницу, оставленную на столе, и вышли на улицу.