Гуцко Д. Герой России 16+

Журнальный гид

Гуцко  Денис Николаевич родился в 1969 году в Тбилиси. Окончил геолого-географический факультет РГУ. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Знамя», «Октябрь», «Новый мир» и др. Автор книг, в том числе «Русскоговорящий» (2005), «Бета-самец» (2013), «Большие  и маленькие» (2017). Лауреат премии «Русский Букер» (2005).

Гуцко Д. Герой России : Утопическая повесть // Дружба народов. – 2022. - № 10. – С. 8 - 55.

Первые романы писателя рассказывали о молодых людях, которые учатся жить, не теряя себя. Каждая книга была написана мастерски, читалась легко, увлекательно. И в новой повестью «Герой России» автор не изменяет своему стилю.

 Молодой пенсионер, бывший военный Клобуков скучает, оставшись без службы. Он прошел Чечню, был в Донбассе, получил звание Героя России,  привык постоянно быть в центре событий. И вдруг понял – все, хватит. Серые будни, бессонница, тоска, и даже воспоминания не помогают. Перемены начались с неожиданного появления в жизни Клобукова маленького шустрого котенка. А потом жизнь начала закладывать крутые виражи, только держись.

 Предлагаем вашему вниманию отрывок из повести:

Поначалу Клобуков не думал об отставке. Ранение не беспокоит, с нормативами справляется лучше молодых. Сам даже не вспомнил: вот они, рубежные сорок пять — выслуга с боевым коэффициентом плюс орден, можно проситься на пенсию.  За несколько дней до Нового года кадровик встретил перед штабом, хлопнул по плечу: «Ну что, настал час Пи? Пионер-пенсионер, на районе новый хер?» Клобуков только хмыкнул — в том смысле, что с какого перепугу, ещё вся служба впереди. Была командировка в Весёло-Вознесенку — накрыли оптовую партию конопли — боевые дежурства, несколько задержаний.

Но «час Пи» вертелся в голове, как мотив, подхваченный в такси.

Михалыч уволился ещё осенью. И все знали — не по доброй воле. Сам он молчал как рыба, даже на отходной не проговорился. Хотя никакого секрета: столичные лампасы освободили место для Капрелова, губернаторского зятя. Никогда за девятнадцать лет, со дня основания, отрядом не командовал человек со стороны. Оборвалась традиция. И много чего вместе с ней.

За Михалыча обидно. Но дело не в обиде. Не может стоять во главе отряда чужак. Тем более блатной. Тем более Капрелов, человек кабинетный, без опыта огневого контакта. Под другое заточен. Новый командир удивил привычкой гнобить подчинённых и коммерческой хваткой. Уже началось, поползло по швам: бассейн «Динамо» стал для бойцов платным, нанят сторонний зачем-то инструктор — гражданский, гуру практической стрельбы. Дальше — по нарастающей: люди начали дробиться и кучковаться, повисло напряжение, рапорты пошли на перевод — опять же, впервые за девятнадцать лет. Атмосфера предгрозовая. Рано или поздно рванёт.

И ещё Донбасс.

Что-то намечалось большое. Неспроста Капрелов самолично проводит ликбез про украинских нациков.

Не то чтобы обдумал — сложилось само, как родной ПМ на сборке-разборке.

Было так: третьего января, накануне дежурства, проснулся затемно, в четыре тридцать пять — и в голове лежало готовое, бесповоротное, как приказ, решение.

Он встал, подошёл к окну. Моргали жёлтым светофоры. Проскрипел тормозами бензовоз на повороте.

Без ребят будет пусто.

Люди сторонние — из тех, которые, залетая в их круг, задерживались на какое-то время и успевали хоть что-то разглядеть, говорили: у вас нет своей жизни. На самом деле в отработке штурмовых тактик, в боевых выездах жизни умещалось столько, что попробуй проживи.

Когда пришёл в отряд, Михалыч был начальником группы. К нему Клобуков и попал. С одной стороны, всего год — через год Михалыч получил подполковника и ушёл на повышение. С другой — самое начало, первые операции. На задержании в Зверево принял очередь в бронежилет, упал, где стоял — на линию огня. Если бы не Михалыч, который шёл замыкающим, там бы всё и закончилось.

С Ромой Филлиповым подавали документы в один день. Ранены вместе, одной хаттабкой. В отряде шутили: хаттабские братья. Осень была. Ореховая роща. Растяжка пряталась глубоко под листвой. В госпитале отлёживались на соседних койках, читали вслух по очереди «Старик и море». Рома две недели выносил за ним утку, пока сам Клобуков лежал на вытяжке.

На горной подготовке в Зайцевке, когда так неудачно зацепился разгрузкой за скальный крюк, Женя Борисов отстегнул страховку и, рискуя сорваться, добрался до него по узкой террасе — только чтобы скрыть конфуз товарища от командиров. Запросто мог слететь с почти отвесной стенки. Но важнее было пройти дистанцию. Через полгода брали с ним группу Хасана. Отработали в паре — ни единой царапины, как на полигоне.

Клобуков от них ничем не отличался: вытаскивал, прикрывал, выхаживал. И так каждый. В любых сабантуях — когда собирались без жён и посторонних — цепочка воспоминаний, кто кого и где выручал, растягивалась часа на полтора.

Такая жизнь. Очень настоящая.

И вдруг как отрезало: уходить.

— Чем займёмся на гражданке? — спросил он вслух.

Тот, кого он спрашивал — тусклый силуэт в тёмном окне, — ничего не ответил. Больше спрашивать было не у кого. 

Женился Клобуков дважды, сначала сразу после контракта, потом в тридцать пять — уже капитаном был. Света сорвалась через полгода после свадьбы — ни скандалов, ни записки, на балконе остались досыхать её шорты. Саша продержалась три года, но ушла так же внезапно — встретила с очередного выезда, покормила:  «Как прошло? — Всё штатно», — а в спальне уже сумки собранные. Думал — голову сломал. Не понял, почему так. Уходили молча, как из пустого помещения. И что самое непонятное, до сих пор каждая присылает поздравительную эсэмэску: на Новый год, на день рождения, на 14 и 23 февраля. Не открытку из интернета — а руками набирают: всего наилучшего, счастья, любви. И он им отвечает: любви, счастья. Странно всё, кто бы объяснил. 

В отряде не ожидали, конечно. Капрелов предложил санаторий в Ялте, подумал и добавил инструкторскую должность — решил, что Клобуков выдохся. Клобуков объяснять не стал.

Парням попытался рассказать про то, как его подкинуло среди ночи — и как он пялился в жёлтые мигающие светофоры. Не получилось. Запутался в словах. Наверное, все только утвердились в мысли: устал, пора ему. У каждого свой срок. Служить — не в офисе плющиться, календарём не измеришь.

Отпустили. Ушёл.

Руку жали, фото на доску славы.

— Не забывай, пиши-звони.

Списывался, созванивался. Ходил в отрядную качалку и на субботний хоккей, когда набирались команды. Съездил на шашлыки: родился сын у Фатеева, позвали. Однажды собрались в Романовских банях всем отрядом — и те, кто служит, и те, кто в отставке. Даже Юрку Осипова сын привёз в кресле-каталке.

Но чем дальше, тем тяжелей давались ему встречи. У них продолжилась служба: отработка, боевые задачи. Даже шутки все оттуда. Как проводили обыск у цыгана, и тот разыграл спектакль: «Боже, боже, откуда в моём доме мешок наркоты!» Как в учебке старички подбивали салаг вытащить мембраны из противогазов перед марш- броском — дышишь легко, мчишь кабанчиком, пока не забегаешь в палатку с газом. А Клобуков рассказывать разучился. Вспомнит что-нибудь, поделится — и всё мимо. В лучшем случае вежливо посмеются. Не слышат. Будто сидят в вертолёте, а он на бетонке стоит под грохочущими лопастями. У них продолжилась служба, а у него так и не началось гражданки.