Ант А. Привет, мы – психи 16+

Журнальный гид

Антипова Анна Рафаэльевна родилась в 1989 году в городе Туймазы республики Башкортостан. Закончила Российский государственный торгово-экономический институт по специальности «бухгалтерский учет, анализ и аудит». Работает программистом. С 2020 года заочно учится в Литературном институте имени Горького. Живет в Москве.

Ант А. Привет, мы – психи : Фрагменты повести // Новый мир. – 2022. - № 12. – С. 97 – 127.

Первая «проба пера» молодой писательницы, и очень удачная. Биографично произведение или нет, неизвестно, но охотно верится. Достоверно описаны будни психиатрической клиники. Главная героиня попадает туда по собственному желанию, решив, что пора подлечиться. Не все там так страшно, как представляли люди, далекие от психиатрии. Но чтение захватывающее, информация новая, незнакомая.

Предлагаем вашему вниманию отрывок из повести:

Машина остановилась возле одного из корпусов. Нас провели внутрь. После оформления на сестринском посту санитарка отправила нас на второй этаж, где уже другая санитарка провела до конца широкого, пустынного коридора. Мы оказались в последней палате. Там стояло четыре койки, на двух уже спали женщины.

От нашего шума одна из больных проснулась и вылезла из постели.  В белой сорочке, с черными, вьющимися волосами, бледной до синевы кожей она была похожа на музу Эдгара По. Уверена, он бы посвятил ей не одно стихотворение. Больная подошла к санитарке и жалобно сказала:

— Я хочу к маме.

— Завтра, все завтра. Спи! — приказала санитарка.

Та послушно забралась в постель, и черные волосы ее бессильно рассыпались по подушке.

— И вы тоже спите, — сказала санитарка. — Свет не выключается, имейте в виду. И дверь не вздумайте закрывать.

Наша провожатая ушла. Я осмотрелась. Стены в палате были окрашены в романтический розовый цвет. Я лежала на койке на колесиках (на них стоял блок, чтобы не ездили). Рядом находилась пустая тумбочка. Напротив двери два высоких пластиковых окна открывали обзор на зеленеющие деревья. На них не было решеток, но ручек тоже не было. Сверху на этот интерьер взирал цифровой глазок видеокамеры. Дверь в палату имелась, но с дырками на месте дверных ручек.

Арина легла в кровать возле окна и моментально уснула. Я тоже улеглась на свободную постель, сняла слуховые аппараты и сунула их под подушку — самое безопасное место, какое могла здесь придумать.

Вошла санитарка с двумя листочками и что-то спросила. Я подумала, что слишком долго буду копаться, надевая слуховые аппараты. Подползла к краю кровати и громким шепотом сказала:

— Я плохо слышу. Повторите, пожалуйста.

Санитарка что-то прошептала, показывая на листочки в ее руках.  Я увидела там свою фамилию.

— Это я, — показала я на листочек.

Санитарка глубоко кивнула (как будто маленький кивок я могла не заметить) и вложила листочек в пластиковый конверт на спинке кровати. Второй листочек она сунула в кровать Арины и ушла.

В глаза бил свет из якобы ночной лампы. Светло было так, что можно было читать книги без ущерба для зрения. Я осознала, что теперь это моя реальность, от которой нельзя отказаться минимум неделю. Захотелось сказать: «Знаете, я передумала участвовать в этом аттракционе. Можно я верну билетик и пойду домой?»

К этому моменту я спала не больше трех часов в сутки уже неделю — и поняла, что в таких условиях и не усну. Перепробовала десяток поз — и ни одну не нашла удобной. Попробовала еще раз, надеясь, что положение Луны, время суток и моя позиция совпадут в идеальную для сна комбинацию. Пару раз в палату заглядывала санитарка и грозила мне пальчиком, видимо, чтобы я спала. Да я бы с радостью! На третьем заходе пятой позиции в кабинет вошла медсестра с сумкой на животе, почему-то напомнившая мне почтальона, и сделала мне и Арине больнючий укол.

«Ладно, я тут ворочаюсь, скриплю кроватью, людям спать мешаю, а Арину-то за что?» — подумала я, страдальчески морщась. Впрочем, соседке были неведомы мои мучения — она перевернулась на другой бок и мигом уснула. «Если тут ерзание карается такими уколами, то шевелиться больше не буду», — решила я. И конечно, пошла на четвертый заход перемены поз. Мне казалось, что внутри меня маленькая ядерная боеголовка и, если не повернуться еще разочек, она рванет.

Замерев на правом боку, я стала смотреть, как сереет ночной мрак.  В отражении окна была видна дверь в коридор и бьющий оттуда свет. Казалось, что я вижу выход в мир безумия, порожденный воспаленным человеческим сознанием. Только ручек в окне не было, чтобы распахнуть створку и туда шагнуть, и щели проклеены бумажным скотчем. 

13.05.21, четверг.

Я задремала, но почти сразу меня разбудили сдавать анализы.

— А где мой халат? — спохватилась Арина.

Одна из соседок вынырнула из сна, пробурчала что-то невнятное, сняла с себя халат, под которым оказался надет еще один, и протянула его Арине. Та надела его и вышла в коридор. Женщина легла обратно спать.

Я наблюдала за ними с ощущением, что ненормальность происходящего тут становится нормой. Встала с кровати и поняла, что мой халат тоже исчез.

Больная спала, натянув одеяло до ушей. От нее, как и от Арины, тоже исходил странный запах. Я подумала, что, наверное, так пахнет безумие. Заметила, что вторая соседка предусмотрительно положила свой халат под подушку. Постояв бессильно, я вышла следом за Ариной, решив для начала удовлетворить утренние потребности.

— Это что за безобразие, ходите тут раздетые! — возмутилась санитарка, глядя на меня.

Я недоуменно посмотрела вниз: на мне красовалась сорочка длиной ниже колен, без декольте, с рукавами. Кто из нас безумен — она, называющая эту сорочку в месте, где мужчин нет, «раздетостью», или все-таки я?

Я подняла вопросительный взгляд.

— Иди оденься! — строго сказала санитарка.

Понятно. Это просто очередная игра, в которой надо выучить правила, потому что я их не понимаю. Мне не впервой пытаться угадать правила жизни в социуме.

Санитарка была похожа на снеговик, слегка расплывшийся под весенним солнцем, но по-прежнему холодный. Синими стеклянными пуговицами строго блестели ее глаза.

Передо мной встал непростой выбор: попросить ее о помощи или попросить больную освободить мой халат?

Я развернулась и пошла прочь. Подошла к кровати со спящей больной и робко сказала:

— Извините. Не могли бы вы вернуть мне халат?

Больная пробурчала что-то, села в кровати. Мой халат в самом деле был на ней. Женщина сняла его, протянула мне, не глядя, и снова залезла под одеяло. Я осмотрела возвращенную вещь — вроде целая, без пятен. Но надевать халат не хотелось. Было что-то сакральное в том, что моей одеждой попользовался другой человек.

Хотелось в туалет. Я все-таки надела халат и вышла в коридор. Мне показалось, что теперь тот странный запах исходит и от меня тоже.

Туалет оказался комнатой с тремя унитазами, которые стояли боком к коридору. Ноги и колени девушек, присевших там, было видно в коридоре из-за перегородок. Причем одно из кресел находилось ровно напротив входа в туалет — видимо, наблюдательный пункт за коллегами.

Оказалось, больные начисто лишены чувства такта. Пока я делала свои (весьма личные, между прочим) дела, муза Эдгара По со скорбящим взглядом подплыла ко мне. Будто в замедленной съемке я смотрела, как ее рука плывет к моему лицу и дальше, возле уха, цепляет стаканчик с анализами с бачка унитаза — и так же мимо уха плывет обратно. Больная ушла с таким видом, словно несла почившего любимого питомца.

«Хочу домой», — подумала я.

— Теперь можете спать до девяти, — сказала санитарка, когда мы заполнили ящичек для анализов своими баночками. — В девять завтрак.

Было шесть утра, но сон не шел.

Из развлечений здесь — слоняться по коридору, пить воду, есть, разговаривать. Никаких книг, черт побери!

Мы с Ариной примостились на кресла в коридоре. Поскольку мозг требовал какой-нибудь информации, я стала добывать ее от Арины.

— А с чего у тебя начались голоса в голове? — спросила я.

— В двадцать девять лет. Меня тогда сократили на работе. Я вроде бы совсем не расстроилась, обрадовалась даже. А потом начались голоса… Но ведь увольнение со многими случается. Почему шиза только у меня появилась? Может, я просто слабее других?

Коридор был окрашен в цыпляче-желтый цвет с ярко-оранжевыми табличками возле дверей. Дореволюционный шрифт на них смотрелся неуместно, но красиво. Зато к надписи «палата № 6» подходил идеально. Жаль, что ее не на что было сфотографировать.

По всему коридору на стенах были нарисованы черные котики в разных позах — сидящие, лежащие, гуляющие. Котики таращились на нас из всех углов.

— А что именно говорят твои голоса? — спросила я Арину.

— Ну, например, что этот кот раньше был добрый, а теперь злой на меня.

Я посмотрела на кота, выгнувшего спину. Мне он тоже показался подозрительным.

Я вернулась в палату и растянулась на кровати. Время было семь утра, еще два часа до завтрака и тотальное «нечего делать».

В палату вошла медсестра-почтальон с сумкой на поясе и доставила нам уколы. Я пыталась расслабиться, но все равно зажмурилась как маленькая. Потом легла в постель и от безысходности задремала. 

Во сне мы с Ариной идем в другой корпус, но, подойдя к дверям, я обнаруживаю, что она отстала. Я возвращаюсь за ней. Арина стоит у лестницы.

— Смотри, как надо подниматься, — говорит она. — Когда ты внизу, обязательно смотри под ноги. А когда поднимаешься выше, смотри только вверх.

— Хорошо, — говорю я и просыпаюсь.