Манойло Е. Ветер уносит мертвые листья 16+
Журнальный гид
Екатерина Манойло — российская писательница и литературный обозреватель. Автор романа «Отец смотрит на запад». Родилась 19 февраля 1988 года в Орске Оренбургской области в рабочей семье. Работала журналисткой в ТРК «Евразия» и копирайтером в московских компаниях. Окончила МИПК им. Ивана Федорова и Литературный институт имени А. М. Горького. Участница 11-го Форума молодых писателей в Липках, лауреат международного конкурса эссе «Славянский мир».
Манойло Е. Ветер уносит мертвые листья : Роман // Новый мир. – 2023. - № 10. – С. 10 – 94.
И первый, дебютный, и второй роман Екатерины пронизаны духом феминизма, что и сама писательница полностью признает. Темы: насилие всех видов, непонятные традиции, ужасные взаимоотношения в семье, и вытекающие из этого моральные травмы детства. Роман небольшой по объему, но вмещает немало, поэтому и читается с интересом. Манойло совсем недавно заявилась с совершенно новой, современной прозой, но восторженных как и недовольных отзывов уже получает немало. Достаточно сказать, что в «Ветер уносит мертвые листья» с первых страниц сквозной нитью проходит тема сестёр Хачатурян, убивших собственного отца. Об этом преступлении много писали и говорили, и Манойло тоже не осталась в стороне, написав новый роман.
Предлагаем вашему вниманию отрывок из романа:
Звонок, просверливший Луизе череп, возвестил об окончании последнего урока. Класс загрохотал. Учительница литературы не успела дорассказать триллер, как какой-то Раскольников топором зарубил старуху. Кидая учебники в рюкзаки, девятиклассники устремились к двери, где образовалась маленькая давка. Луиза не спеша собрала все с парты и вышла из класса последней. После уроков голова, обычно качавшаяся на плечах будто полная кастрюлька боли, сегодня плескалась меньше. Или это так Луизе казалось.
Отец в командировке, а это значит, что целый вечер пятницы, субботу и воскресенье они с сестрой будут предоставлены сами себе. Могут даже посмотреть парочку мрачных ужастиков про подростков, которые у отца обычно под запретом. Жаль, что Вадик именно на эти выходные уезжает за город. На родительской даче надо прибить то, поправить се. А руки у Вадика растут из того места, из какого надо.
Взяв из гардероба свою любимую объемную куртку, как у девчонок из американских фильмов про колледж, Луиза подошла к зеркалу. Она правда бледная как бумага или это такое освещение? С утра брови были подкрашены криво, правая длиннее и выше левой. На переменке Луиза пыталась стереть карандаш, и теперь на лбу получилась мазня. Луиза послюнявила палец и потерла серые разводы. Брови исчезли совсем. Растопыренными пальцами попыталась взбить свои блондинистые волосы, цветом которых она по-настоящему гордилась, но они все равно лежали как-то плоско. Ничего, сейчас Луиза дойдет до дома и сделает все как следует.
Модной одежды у Луизы немного, но все-таки кое-что есть. Старшая сестра Аня, которую Луиза зовет Нюктой, покупает ей вещи на распродажах, одевает так, как хотела бы наряжаться сама, но ей запрещает отец. Он строго следит, чтобы дочь донашивала мамину одежду, даже трусы: все старое, что маман не захотела прихватить с собой в Париж, где теперь живет со своим месье.
У Нюкты всегда есть немного денег (втайне от отца она пишет курсовые на заказ) и еще водительские права: отец велел ей ходить на курсы, чтобы она потом забирала папочку с пьяных междусобойчиков и на следующее утро отвозила его, смердящего похмельем, в офис.
В школьном дворе ветер нес и закручивал по асфальту мертвые листья. На голове у бюста Достоевского, чье имя носила школа, сидел пухлый голубь. Этот бюст Луиза не любила. Достоевский острым носом, впалыми щеками и сверлящим взглядом напоминал отца. Хотя отец никаких романов не писал.
Мимо бюста, пиная мяч, пробежали пацаны из «А» класса. Голубь с шумом снялся, оставив на голове остроносого большую белую кляксу. Сквозь прутья школьного забора Луиза увидела припаркованный буквально в двух шагах старый отцовский «лексус» цвета ложек и вилок из школьной столовой, и такой же исцарапанный. Неужели козел уже вернулся из командировки? Тоска. Значит, нормально отдохнуть не получится.
— Изи, давай в машину! Быстро! — у водительской дверцы стояла сестра.
На Нюкте был деловой костюмчик, в котором мама когда-то вела уроки в этой самой школе: преподавала французский. Вот только на сестре костюм сидел странновато. Одно плечо пестренького пиджака завалилось, бежевая юбка, облегавшая мамины бедра ладно и туго, на сестре болталась мешком.
— Изи, поторопись. — Нюкта нетерпеливо замахала рукой.
А, так сестра одна в машине! Луиза бросилась бегом и едва не налетела на литричку. Учительница посмотрела на Луизу и всем своим видом — заломленной крашеной бровкой, поджатым подбородком, выразила сострадание пополам с осуждением. Луиза, бормоча извинения, попыталась обогнуть ее монументальный корпус. Но литричка обернулась и потрепала Луизу по голове, словно щенка.
Ну, конечно, все жалеют сестер Угаренко, которых кукушка-мать бросила еще маленькими и теперь в Париже ест фуа-гра и пьет шампанское.
— Изи! — донеслось пронзительное.
Обычно Нюкта не повышает голос, особенно на людях. Поэтому Луиза почувствовала неладное.
Сестра была как всегда аккуратно причесана и накрашена. Ее маленькое личико источало свет, подобный лунному. На шее плясал с ветром газовый платок, обнажая скобочки старых синяков, похожие на мазки йода.
— Быстрее! — скомандовала сестра и села за руль.
Луиза закатила глаза и, скинув рюкзак, плюхнулась на переднее пассажирское сиденье. Боль в голове колыхнулась.
— Ну и погода сегодня. А какое солнце! Куда мы едем? Давай в Парк Горького? Погуляем! В последний раз мы там были года два назад.
— Три, — поправила сестра и после паузы добавила: — Я это сделала.
— А кстати, почему такая спешка? — Луиза утрамбовала рюкзак между ног.
— Я. Это. Сделала.
— Что? — рассеянно спросила Луиза.
— Я убила его.
— Как?
— Как и планировали, — сухо ответила Нюкта и завела мотор.
Тот рыкнул, задохнулся, выровнялся.
— Планировали как сестры Хачатурян! Вместе! — Луиза возмущенно пихнула сестру.
Пестренький пиджак пожал плечами.
— Так вышло. Или я его или он меня.
— Поверить не могу, что ты одна это сделала. — Луиза обернулась в салон, сзади лежала отцовская спортивная сумка.
— Так будет лучше для нас обеих.
— Не для тебя. — Луиза кивнула на сумку. — Теперь бежим подальше? Ты и мои вещи собрала?
— Конечно.
— Поверить не могу, — буркнула Луиза и ссутулилась.
Она вдруг почувствовала, как по жилам побежала взрослая тяжелая кровь. Не было ни привычного любопытства к проезжающим мимо дорогим тачкам, ни робости перед их богатенькими пассажирами. И хоть мечта сбылась, раз отец мертв, никакого чувства освобождения не было. Не так она представляла себе этот побег, когда следила за делом Хачатурян. Сестры стали для Изи кумирами, она вступала во все возможные группы поддержки и там строчила длинные посты о несправедливости меры наказания девчонкам, которым и так досталось в этой жизни.
Луиза скосилась на Нюкту. Вдруг показалось, что сестре лет тридцать пять. Столько, сколько было матери, когда она сбежала в свой Париж.
— Что? — не выдержала Нюкта. — Что ты сверлишь меня взглядом?
— Это была моя идея.
— Изи, тебе было бы легче, если бы он прирезал меня твоим любимым ножом? — Нюкта сделала акцент на «любимым». — Кстати, хорошо, что ты наточила его.
— Куда ты его воткнула? — холодно спросила Изи.
— Под лопатку.
Изи кивнула, представляя эту картину. Хорошо. Так ему и надо. Со спины унизительнее.
План убить отца у Изи зародился давным-давно. Может быть, даже раньше, чем у сестер Хачатурян. Давным-давно бы убила его. Но с ножом идти на отца опасно, кулак у него страшно тяжелый. Изи поежилась, вспоминая, как ныла спина от отцовского воспитания.
Миновав два светофора, «лексус» встал в пробке. Нюкта нервничала. Дергала машину, если впереди появлялся хотя бы метр свободного пространства. Пробка тянулась, сколько было видно глазу, и напоминала стеклянистую пыльную гусеницу.
Ремни резко притянули сестер к креслам, «лексус» едва не поцеловал задний бампер забрызганного белого Мерседеса. Нюкта поджимала губы, маленькие ее ноздри раздувались от гнева. Она то и дело смазывала с лица локон, крашенный в цвет вороного крыла. Именно такие волосы были у матери, сколько Луиза себя помнила. А вот какой натуральный цвет у Нюкты, она не смогла бы сейчас сказать. Не видела даже отросших корней. Отец раз в две недели отправлял сестру в эконом-парикмахерскую, сунув ей мятые рубли на покраску.
Прозвище Нюкта появилось еще в детстве, когда Луиза пыталась повторить за мамой ласковое — Анютка. А уже позже в детской городской библиотеке она прочитала, что так звали греческую богиню ночи, и прозвище закрепилось окончательно. По ночам отец боготворил Нюкту. Луиза накрывала голову подушкой, но все равно слышала, как бьется о стенку изголовье отцовской кровати.
Изи опустила окно и высунула руку: мягкая теплынь, какая бывает летними вечерами. Как же хорошо не ходить в школу. Почти каникулы! Разве что будет не хватать Вадика. Изи резко соскучилась и загрустила.
Белобрысый с ямочками на румяных щеках Вадик смахивал на типичного персонажа подростковых сериалов. С ним никогда не было страшно или грустно. Руки у Вадика мозолистые и всегда теплые, даже на холоде. Бывало, он забирался крадущимися пальцами под выпростанный из юбки подол рубашки, и крючки-застежки лифчика плавились. Изи заливалась краской, сутулилась, скукоживалась, лихорадочно воспоминала, где у нее под рубашкой сегодня синяки. И Вадик убирал руку.
Но когда Вадик бывал сосредоточен, синие глаза его светились злым холодом. Изи его ни капельки не боялась, она знала, что Вадик обязательно ее защитит. Осторожно потянулась к телефону в плюшевом чехле. И как чувствовала! Брякнуло уведомление. Экран засветился. Конечно, от Вадика!
— Не смей отвечать! — резко бросила Нюкта и дернула машину в правый ряд.
— Даже бабушке?
— А это от бабушки? — хмуро спросила сестра.
— Пока нет, что удивительно, кстати.
— Ничего удивительного, чатилась, наверное, всю ночь, а сейчас спит.
— Нюкта, может, написать ей? Она нас любит, будет волноваться.
— Тебя, она тебя любит, а не нас.
Изи закатила глаза.
— От телефона избавимся. Его ничего не стоит отследить по геолокации, — впечатала холодным голосом Нюкта.
Об этом Изи не подумала. Скосивши глаза, прочла сообщение: «Ты где, львенок?» Перевела айфон на беззвучный режим. Расстаться с телефоном значило начать жизнь с чистого листа. И хоть Изи давно этого хотела, избавляться от почти новенького гаджета в ее планы не входило. Там хранились сокровища, фотографии с Вадиком и вся с ним переписка с момента знакомства и до сегодняшнего дня. Она не удаляла ничего даже под страхом, что отец рано или поздно возьмет телефон. Например, за старым андроидом Нюкты он следил постоянно.
Изи зло глянула на сестру. Стоило делать такой подарок, чтобы забрать потом? Но тут же запретила себе так думать. В конце концов, если бы не Нюкта, айфона вообще бы не было. Этого дня рождения Изи ждала долго. Она мечтала отметить пятнадцатилетие с девчонками, сначала пойти в кино, а потом в кафе. Папенька сначала мечту поддержал, так как, видимо, не знал, что дарить дочери-подростку. Пообещал дать денег и сказал звать подруг. Но потом всучил обмусоленные двести рублей, и по его равнодушному взгляду стало понятно, что лучше не задавать вопросов.
Изи выкрутилась. Прикинулась больной: «Простите девчонки, в другой раз» — и осталась дома. Бродила по комнате и прикидывала, как бы так упасть, чтобы виском об угол стола. Но пришла Нюкта, скинула мамино пальто в черно-белую тюремную клетку и загадочно улыбнулась. Изи сощурилась, как делала часто, и сквозь ресницы расплывчатая Нюкта в мамином вязаном платье показалась мамой.
— У меня для тебя подарок, — заговорщически прошептала Нюкта.
Изи широко распахнула глаза.
Не мама — сестра, протягивала Изи небольшую коробку с бантом.
Изи нетерпеливо разорвала золотую обертку и взяла в обе ладошки белую коробку словно из хрупкого фарфора с надписью iPhone. Как хорошо, что не стала падать на угол стола!
Телефон был тяжеленький, гладкий, самый настоящий. С такими ходили только старшеклассницы.
— Ва-а-ауч! Спаси-и-ибо! — Изи повисла на сестре.
Вместе они настроили все приложения, и уже вечером Изи зависала в чатике для знакомств, переписываясь со второкурсником Вышки (а там, на минуточку, учатся парни из благополучных семей, не то, что Угаренко). Вадим, Вадичка. Вадик. Через неделю он позвал ее во «Флакон» и купил сразу три пирожных в модной кофейне. Три, потому что Изи не могла выбрать какое-нибудь одно. Теперь Изи не могла представить, что Вадик исчезнет из ее жизни. Нет, они с Нюктой обоснуются в безопасном месте, и Вадик обязательно туда приедет.
А пробка все тянулась. Впереди явно была авария. Машины поочередно сливались из двух полос в одну, похрустывающую пластиком и стеклом.
Когда закончились конусы ограждения, Нюкта резко вырулила на скоростную полосу. Свободная трасса гладко потекла под колесами. Изи прислушалась к себе. Головная боль почти прошла.
— А как же наша кошка? — спохватилась Изи. — Ты же говорила, что кроме нас с тобой ее никто не видит. Допустим, я в это не очень верю. Но только мы ее кормим. А вдруг она от голода умрет?
— Не переживай. Мина без нас не пропадет, а вот мы без нее… — сказала Нюкта и о чем-то задумалась.
Наверняка тоже переживает из-за Мины. Небольшая узенькая кошечка, словно одетая в черный шелк, как будто сама выбрала сестер Угаренко в подруги. Пришла однажды в подъезд и впилась когтями в обитую дерматином дверь. Орала и драла, пока не впустили, не вычесали маминым гребнем и не накормили ливерной колбасой. А потом как ни в чем не бывало ушла и обосновалась на первом этаже под почтовыми ящиками. Нюкта вынесла ей коробку из-под маминых сапог, застеленную куском старого байкового одеяла, поставила блюдце и мисочку для воды.
Когда отца не бывало дома, она тихонько в мягких тапочках спускалась и подкладывала кошке вкусненького. Если Нюкта где-то задерживалась, кошка черной атласной лентой извивалась у двери в квартиру. Глаза ее горели в темноте подъезда как две луны. Когда Нюкта наконец появлялась, кошка терлась о ее ногу и вслед за ней проскальзывала в квартиру. При дневном освещении глаза ее были яркие, как тархун в граненном стакане. Изи кошка не очень доверяла. А Нюкта легко подхватывала существо под брюхо и ласково гладила. Мурчание Мины напоминало тарахтенье маленького моторчика.
Однажды Изи и Нюкта нарвали полыни, чтобы искупать Мину в травяной ванне и так избавить от блох. Мина терпела и теплую воду, и как, давя ногтями вредителей, сестры пощипывали ее тощие бока. Полынью пропахло и полотенце, и руки, и вся квартира Угаренко. Отец, едва переступив порог квартиры, стал водить носом, искать источник запаха. Мину, выскользнувшую из квартиры буквально у него под ногами, он каким-то чудом не заметил. Но сопоставил запах с кошачьим хозяйством внизу и предупредил, что, если увидит в квартире кошку, проломит ей череп. Сестры в этом и не сомневались.
«Лексус» набирал скорость.
— Я сейчас обоссусь. Мы едем уже два часа… — заканючила Изи. — И так есть хочу, давай завернем в кафе? Я не ходила в буфет в школе.
Нюкта не среагировала, но как только впереди замаячила заправка, словно собранная из конструктора Лего, перестроилась в правый ряд.
Встали в очередь к пистолетам. Впереди пофыркивал немытый «жигуленок». Его пассажирское окно было приоткрыто. Изи отстегнула ремень и собралась выскочить из машины, чтобы рвануть в туалет.
— Подожди, — строго сказала Нюкта отцовским тоном. — Отключи все уведомления на телефоне и закинь его в ту машину.
— Чего? — не поняла Изи.
— Те-ле-фон!
— В смысле? — Изи сделала круглые глаза. — Ты прикалываешься? Сначала моим ножом схозяйничала, теперь тут командуешь. Ты мне не мать.
— Давай быстро, пока водитель ушел платить. — Нюкта наклонила голову. — Нас будут искать и зацепятся за геолокацию.
— Да можно же просто сбить настройку, и фиг они найдут.
— Пусть гоняются, но не за нами. У нас будет время, чтобы уехать подальше.
— Куда подальше-то? — вспылила Изи.
— Мы едем в кризисный центр «Спаси сестру». Помнишь, я рассказывала про Мару?
— Это так ты меня спасаешь? — прошипела Изи.
Изи кипела. Почему Мара, всего лишь подружка Нюкты по водительским курсам, знает, а Вадик — нет. Для него она должна просто исчезнуть. Это несправедливо. Молча вышла из машины и хлопнула дверью так громко, что заправщик, пересчитывающий мятые чаевые, удивленно вскинул кустистые брови-бровищи.
Изи достала телефон и, обернувшись к сестре, помахала им, мол, смотри, ты этого хотела — я это делаю. В кармане у нее лежал тяжеленький, того же размера, что и айфон, пауэр банк. Полуотвернувшись, Изи заменила айфон на батарею и опустила ее в щель окна.
Закрылась в туалете, покорчилась перед зеркалом. Ловко она провернула дельце! А Вадику все-таки стоит написать. Набрала: «Мы с сестрой уехали из Москвы, потом все объясню. Люблю тебя!»
Сообщение запиликало и тут же засветилось голубым — Вадик прочитал. Захотелось позвонить ему и все рассказать. Он бы понял и помог. Дверь дернулась, снаружи кто-то уже ломился. Изи отключила уведомления на телефоне и села справлять нужду. Дверь притихла.
Когда она вышла, у туалета стоял мужичок с пузом и большим картошкообразным носом.
— Заглушать надо ручьи свои, — выплюнул тип и скрылся за дверью.
— Козел, — исподтишка бросила в дверь Изи и отыскала глазами Нюкту.