Мамаева И. Лучше оленей 18+

Журнальный гид

Мамаева Ирина Леонидовна родилась в г. Петрозаводск (Карелия). Окончила Петрозаводский государственный университет по специальности «зооинженерия». Прозу пишет с 2003 года. Финалист и лауреат премий общества «Открытая Россия», «Соколофф-приз», «Эврика», премии Валентина Распутина, премии Антона Дельвига, премии «Ясная Поляна» и др. Проживает в г. Петрозаводске. В «Новом мире» печатается впервые.

Мамаева И. Лучше оленей: Пролог к роману «Деструдо» / И. Мамаева // Новый мир. – 2020. - № 11. – С. 7 – 49.

«У тебя в любой момент можно отнять все, и ничего не вернуть назад». Осознание этого приходит к школьнице Варе неожиданно, она живет сказками и иллюзиями, стараясь не видеть окружающей действительности. Мир вокруг жесток, люди равнодушны, Варя чужая здесь. Да и время такое, предвоенное.

 Предлагаем вашему вниманию отрывок из романа «Лучше оленей»:

   Жила-была маленькая девочка. Она была очень хорошая, но отчим ее не любил. Однажды он позвал ее покататься на каяке, а сам в каяк не полез. Он засунул туда девочку, затянул ремни потуже и пустил каяк по реке. Думал, вынесет ее в море, там она и утонет. Только каяк не вниз по реке поплыл, а вверх, через все кривуны — к самому истоку реки. Девочка испугалась и с испугу заснула. А когда проснулась, оказалось, каяк уже на берегу стоит. Незнакомая женщина вытащила каяк на берег.

— Здравствуй, — сказала девочке женщина. — Какая ты хорошая! Вылезай из каяка, пойдем ко мне жить.

Женщина была очень красивой и очень доброй. А потому девочка не испугалась ее, вылезла и пошла с женщиной. Женщина привела ее в чум. А в чуме было очень красиво и много всего интересного. Там было тепло и много еды. И стала девочка жить с женщиной.

У женщины были муж и сын. Они тоже были хорошие и добрые. Они заботились о девочке, любили ее, играли с ней. У них было много книжек. Они сами читали книжки и давали ей любую книжку почитать. Только они не разрешали ей выходить из чума. Сами же уходили днем, а вечером возвращались. Приносили девочке много вкусного хлеба с маслом и булочек, и конфет, и другую еду. Им весело и хорошо было вместе.

Но потом девочке стало очень интересно выйти и посмотреть, куда они ходят. Однажды она ослушалась и выглянула из чума, когда они вышли утром на работу. И увидела девочка, что они все трое — женщина, мужчина и мальчик — надели кухлянки из оленьего меха и превратились в оленей. Так девочка поняла, что ее спасли от смерти олени.

Варя перевела дух и прислушалась.

Родители ругались всю ночь. Точнее, отчим что-то громко выговаривал матери, а та редко отвечала, называя его на «вы», как бывало всегда, когда она гневалась. Теперь же все стихло. Варе хотелось спать, спать, спать, но рядом высунулась смешная, с прилипшими ко лбу светлыми волосками мордашка Нины.

— Варь, а Варь, расскажи про царицу-важенку, ну, расскажи, расскажи, — тихонько заскулила она, теребя сестру за плечо. Нина не выговаривала букву «р», а потому получалось: «Валь, а Валь».

— Все, спи давай. Спи.

Нина недовольно помычала, но послушно уткнулась сестре в плечо, ее дыхание стало ровным — она уснула. Задремала и Варя.

Проснулась от того, что мать, стоя на полу на коленях, целовала ее и Нину. Целовала неистово, с мокрым от слез лицом. Не открывая глаз, Варя выпростала из-под тканевого одеяла руки и обняла, притянула ее к себе. Вжалась в родное тепло и наконец крепко заснула.

Снова проснулась уже под утро, когда хлопнула дверь и шумно выскочила на кухню мать, одетая, с платком на плечах. Впотьмах схватила кружку, напилась воды из чугунка на плите. Варя, прижавшись к Нине, сделала вид, что спит. Мать ничего не заметила — легким движеньем поправила ей подушку и вышла в сени. С минуту все было тихо: мать перед тем, как выйти, всегда долго прислушивалась к звукам улицы. Потом раздался скрип половиц, глухо каркнула наружная дверь, и уже окончательно погасли все звуки.

В комнате завозился отчим. Он долго надсадно кашлял, чем-то гремел. Вышел на кухню. Варя бесшумно натянула на голову одеяло. Мать строго-настрого наказала ей и дома, и на людях называть отчима папой, и Варя, каждый раз давясь этим словом, называла, но чаще — старалась не обращаться к нему никак, а лучше — так и вовсе не попадаться ему на глаза.

Рискнула высунуться, когда второй раз скрипнула наружная дверь. Прислушалась к тишине. К слабому дыханью Нины под боком, к неясным шорохам дома. Вдохнула всей грудью запах влажного теплого дерева, опилок, которыми внутри были засыпаны стены. Этот дом по весне, когда они появились здесь, в поселке, построил отчим из старых ящиков, всегда грудой лежавших у забора рыбоконсервного завода. Отчим был горд. Доволен и даже радостен, а потому не страшен. И мать была радостна. Смеясь и без умолку разговаривая, они с Варей побелили новенькую печку несколько раз зубным порошком. Они много чего тогда сделали вместе; и Нина лезла во все их дела, и они не гнали ее. Свой собственный дом дал надежду: они дотерпят, домучаются — доживут до того благословенного дня, которого Варя ждала несколько лет. Варя протянула руку и погладила теплый бок новой печки. И улыбнулась: мой дом.

Нина во сне поворочалась, но только теснее прижалась к старшей сестре, грея ее и согреваясь ее же теплом. Варя попробовала устроиться на брошенной на пол старой оленьей шкуре поудобнее, уснуть, дорассказать себе свою сказку, но сон не шел — скакал рядом, как игривый телок, жадно вдыхающий запах краюшки в руках, но не спешащий навстречу. Немного полежав с открытыми глазами, она осторожно вылезла из-под одеяла.

Поправив чулки и натянув поверх нижней рубахи юбку и кофту, Варя, как мать, зачерпнула из чугунка и напилась безвкусной теплой воды. Вышла в сени, где в полумраке нашарила ногой старые материны туфли, которые, чтобы не спадали, подвязывала веревочками, обулась и выскочила из дома в холодный и влажный воздух.

В сарае мать доила корову. Она до сих пор не привыкла к ней, боялась, а потому не могла ее полюбить. Прикручивала перед дойкой за рога к перекладине, подвязывала, задирая, заднюю ногу — будто нарочно делала все возможное, чтобы корове было мучительно неудобно стоять. Неловко дергала за сосцы, постоянно сбивая ритм. Сама же сидела рядом прямая, строгая и отрешенная, как за роялем. Смотрела сквозь опущенные веки внутрь себя.