Орлова - Маркграф Н. Мария и дух исподний 18+

Журнальный гид

Нина Орлова-Маркграф родилась на Алтае, в селе Андроново. Окончила Камышинское медицинском училище и Литературный институт им. А. М. Горького. Печаталась в журналах «Москва», «Юность», «Вышгород», «Симбирск», «Алтай». Лауреат Международного конкурса им. Сергея Михалкова за сборник рассказов «Хочешь жить, Викентий?». Живет в городе Железнодорожный Московской области.

Орлова-Маркграф Н. Мария и дух исподний: Повесть / Н. Орлова – Маркграф // Нева. – 2020. - № 12. – С. 10 – 57.

Нина Орлова – Маркграф не так часто радует своих почитателей новыми книгами, тем сильнее радость от прочтения ее новой повести. Все события происходят в небольшом поселении Туруханского края, где живут и работают спецпереселенцы из Немецкой Республики Поволжья. 1942 год, фронту нужна рыба, и неважно, что морозы, а зимней одежды нет, не присылают ее предателям Родины. Едят они то, что выловили сверх плана, поэтому каждую весну собирает страшную жатву кладбище на холме рядом с поселением. Но, несмотря на все это, люди проявляют и хорошие человеческие качества: не бросают детей, у которых погибли родители, помогают заболевшим, и даже влюбляются. Повесть написана очень легким, увлекательным языком, для всех категорий читателей.

Предлагаем вашему вниманию отрывок из повести «Мария и дух исподний»: 

Фоновый шум работы - удары лома, треск, звон, стук льда, шебуршание лопат и бой пешней среди ледяной немой пустыни — был оглушительно ухающим и безжизненным. Таким делало его отсутствие людских голосов. Людское молчание. Будто изо дня в день ловя рыбу, они сами стали рыбообразными, молча плыли в ледяной воде мартовского дня. Обессиленно возвращались в барак и там почти не разговаривали. Скудно ели, раскладывали, развешивали погреть и просушиться вещи и обувь. Кто-то кормил или укладывал ребенка, кто-то наскоро чинил не ко времени расползшуюся одежду.

Мария только что пробила во льду обширную канавку и теперь пропешивала ее Подошел Феликс, остановился рядом. И она замерла, перестала работать. Взял пешню из ее рук. С яростью, сильно, ритмично ударял, крушил лед, вырывал, отваливал большие его куски, мелкие осколки вихрем взлетали вверх, звенели, ударяясь друг о друга. Канавка на глазах превращалась в полноценную лунку. Вернул ей инструмент, не глядя, почти не шевеля губами, тихо сказал:

- Зайдешь сегодня, как лов окончим.

- И быстро пошел от нее.

Она видела, что он направился к Роберту Иванычу. Роберт Иваныч и с ним трос женщин из новых суетились у закладной майны. Феликс что-то сказал своему нарядчику и пошел в сторону поселка. В это время Вера вылезла из своей ямины, кинула пешню, стряхнула снег и застрявшие в одежде, как стеклышки, мелкие осколки льда. Выпрямившись, разящим взглядом проводила Феликса. Взглянула на Марию и решительно сказала:

- Как щука ни остра, а не возьмет ерша с хвоста. Так я, Морея, думаю.

Мария не поняла толком, к чему Вера сказала эту рыбью пословицу, но улыбнулась. Луночники все в том же молчании долбили каждый свою лунку. До слуха Верь; уже минуту задумчиво стоявшей около Марии, донесся плач. Тонко вскрикивающий голос казался совсем детским. Он доносился со стороны разборной майны.

- Моря, слышишь?

Мария остановила работу, прислушалась, повернувшись к разборной майне. Сказала Ирма плачет. Наглотается холоду, сляжет и уже не встанет. Вера подхватила пешню и быстро направилась туда. Мария, как за веревочку привязанная, двинулась за ней. На разборной майне трудились трое женщин, Мария знала, что младшей, Ирме Лист, тоненькой, хрупкого сложения, было, как и ей, шестнадцать лет. Видно, совсем замерзла, выбилась из сил и с отчаяния зарыдала. Одна из женщин, это была мать Ирмы, обхватила ее, прижала к себе и, вся трясясь, что-то неразборчиво выкрикивая, подвывала. Третья их напарница стояла, застыв у майны с пешней в руках, как статуя, готовый памятник рыбачке подледного лова. Вера вклинилась между матерью и дочерью, разняв их, и крикнула:

- А ну закройте рты. Ирма, слышишь? Легкие застудишь, вот тогда мамка твоя поплачет. Идите на наши лунки, подчистите там.

И, вспомнив, что все три женщины почти не понимают по-русски, повторила это же по-немецки.

- Можно я тоже с ними? — шевельнувшись наконец, спросила третья.

- Шагай, — ответила Вера.

Женщины медленно, неуклюже, как старые каторжане в кандалах, побрели к лункам. Мария с Верой оглядели полынью для разборной майны.

- Надо поторапливаться, — сказала Вера. — Моря, я буду расширять с боков, а ты заглубляй.

Мария спрыгнула в яму. Примерившись, взялась за работу и все вспоминала, как яростно крушил лед Феликс и как тихо говорил с ней потом. Она долбила лед под ногами, а он окружал, нависал на нее со всех сторон. Ничего вокруг, она только чувствовала, что Вера работает где-то неподалеку. Майна ширилась, углублялась и подпускала воду. Надо выходить. Вера наверху подчищала сколотый лед. Мария ошкурила, отгладила неровные бока майны, вылезла из ямы на снежную кайму, сделала шаг вперед и ахнула: на снегу остались расплывчатые отпечатки голых ступней. Боты слетели с ног! Вместе с обмотками свалились в яму. Ее сокровище. Боты, которые она получила от Феликса вместе с одеждой, были ей большими, и это оказалось хорошо.

Как только начались морозы, она заворачивала ступни в теплые обмотки, выкроенные из шерстяного шарфа, и надевала боты. Как она могла не заметить, что обмотки размотались и обувь слетела с ног? Она совсем уже ничего не чувствует, что ли? Мария
собралась возвратиться в яму, но какое-то остолбенение, полусон вдруг нашли на нее. Впереди, где только что было ледяное поле, ей мерещились улица, дома, и среди них новый, красивый, с бирюзовыми наличниками. И она пошла медленным тяжелым шагом туда, но вдруг вспомнила: а боты? Поспешно вернулась, спустилась в ледяную яму, вот они, вот они! Отодрала прилипшие к мокрому льду подошвы, надела боты на голые ноги и стала выбираться из ямы, но вдруг вся обмякла и, как большая тряпичная кукла, свалилась, сползла вниз. Все звуки стихли. Мария перестала что-нибудь чувствовать. Вера, думая, что она просто свалилась в яму, наклонилась.

- Давай помогу!

Протянула руки, потянула ее за ворот бушлата. Иногда они помогали так друг другу выбраться из ям. Но Мария не шевелилась, не пыталась встать.

- Моря, ты что?

Мария не отвечала.

Вера встревожилась. Что-то не так. Выпрямилась, повернулась в сторону закладной майны, ища глазами Роберта Ивановича. Закричала, соорудив рупор из рук.

- Роберт, сюда! Комм хир!

И внезапно увидела в нескольких шагах от себя, словно из тумана разреженного воздуха вылетевшего Феликса. Дух исподний, как он здесь оказался? Уходил же...Феликс шагнул к яме и увидел Машу, полулежащую в ней, словно в ледяном гробу. Неподвижное, белое, как гипс, лицо испугало бригадира. Он с силой подхватил ее под руки, стал поднимать и скоро вытащил на лед. Попытался поставить ее, но тут же подхватил, тело повисло, ноги не держали ее. Злополучные боты со стуком упали на лед. Феликс приподнял, положил Машу себе на руки. Вера сняла шерстяной платок, под которым был у нее еще один, поменьше, обвязала ноги Марии, затянув концы на узел. Подбежал Роберт Иваныч.

- Тефки, что такое?

- Роберт! — кинулась к нему Вера, потому что не хотела говорить с Феликсом.— В больницу ее надо, к Измаилу Осиповичу.

От мороза повело. В тепло надо, — сказал Феликс.