Замшев Максим. Я не могу так жить 16+

Журнальный гид

Максим Адольфович Замшев родился в Москве в 1972 году. Окончил музыкальное училище имени Гнесиных и Литературный институт имени А.М. Горького. Автор трех книг стихов, рассказов и романа «Аллегро плюс». Член-корреспондент Петровской академии наук и искусств. Награжден медалями «Защитник Отечества», «За просветительство и благотворительность», медалью Суворова, дипломами «Золотое перо Московии» 1-й степени, дипломом имени Станиславского и дипломом «За выдающийся вклад в пропаганду русской словесности». Лауреат Всероссийской литературной премии имени Николая Рубцова, Всероссийской литературной премии имени Николая Гумилёва, Международной премии имени Дмитрия Кедрина, премии имени Александра Грибоедова. 

Замшев Максим. Я не могу так жить : Повесть / М. Замшев // Москва. – 2024. – С. 51 – 96.

Максим Замшев пишет о московской интеллигенции. Это довольно скользкая тема, так как благодаря современным русским писателям слово «интеллигенция» стало практически ругательным. В новой повести главный герой проживает свою последнюю спокойную осень, сам не зная того. Грядут тяжелые времена, но на данный момент он счастлив, влюблен, и с надеждой смотрит в будущее. Разбавляют осеннюю грустную тему отрывки из дневников отца главного героя, известного в прошлом театрального артиста.

Предлагаем вашему вниманию отрывок из повести:

«Как ты себя чувствуешь, любимый?»

В такой вопрос складывались буквы. Никто не мог написать ему такой эсэмэски! Никто не мог назвать его любимым! Никто, кроме отца, не мог интересоваться его здоровьем! Вдруг его пронзила нехорошая догадка. Вероятнее всего, это телефонные шутники. Ответит он, к примеру, что-нибудь на этот номер, а деньги с него снимут огромные. Кто-то ему рассказывал про это! Хотя кто так может шутить? Деньги все равно идут операторам. Не сотрудники же МТС так развлекаются! Правда, в наше время любые чудеса жульничества возможны... Да что это он! У него и денег-то на телефоне рублей двести. Тоже мне мишень для аферистов! Отвечать на эсэмэску или нет? Здравый смысл предлагал выбрать между двумя вариантами: не отвечать вовсе или спросить, кто это.

Невольно запустилась череда догадок, кто это может быть. Это точно не Лера. Ее номер у него записан, он бы определился. Да и с какой стати она ему такое пошлет? Бывшая жена возжелала помириться? Теоретически возможно, но практически маловероятно. Она бы так не мудрила. Какой он ей сейчас любимый? Кто-то из давнего прошлого, чей номер не сохранился? Таких нет. А если...

Случилась с ним уже после развода одна история, краткая, нелепая, но он помнил о ней. Их фирма отмечала день своего основания в саду «Эрмитаж». Шикарная вечеринка! Длинные, богато накрытые столы. Потом переместились в клуб «Петрович». Он выпил немного, но как-то запьянел. И вот подошла к нему девушка, положила ему руку на плечо и сказала: «Будь раскованным хоть раз в жизни. Пошли потанцуем». Они танцевали полночи. Причем только быстрые танцы. До пота, до умопомрачения. Когда расставались, он дал ей свою визитку, записал ее номер в телефон, но спьяну не сохранил. Сперва досадовал из-за этого, но потом пустил все на самотёк. Пусть будет как будет. Она ему так и не позвонила. Может, она? Но прошло года два. Или больше?

Пока он перебрал варианты, пришло еще одно эсэмэс с того же номера:

«Извините, я ошиблась номером».

Какой же он дурак! Размечтался... Перебирал имена. Никому он не нужен. Что и требовалось доказать. Так все банально! А ведь он сразу обязан был распознать, что если кто-то называет его любимым и спрашивает о здоровье, то это не что иное, как ошибка. Ошибка, и больше ничего. Нечего было выдумывать...

Обида недолго поглодала его внутренности, на короткое время даже заныл живот, но потом он даже развеселился. Никаких проблем! Его жизнь остается такой же, как прежде. Никто в нее не вмешается, никто ничего в ней не нарушит.

А в выходные, глядишь, и снег пойдет.

В вагоне метро он рассматривал схему московского метрополитена так пристально, будто видел ее в первый раз. Намечал какие-то странные маршруты, которые он никогда не совершал и вряд ли когда-нибудь совершит. Когда он доехал до своей станции, ему пришло еще одно эсэмэс:

«Вы не обижаетесь, что я ошиблась? Еще раз простите».

Он поспешно набрал ответ, словно подготовил его заранее:

«Не обижаюсь. Бывает. Хорошего вам вечера».

Может, зря он это написал? Хотя его же спросили... «Хорошего вам вечера» — несколько двусмысленно. Это перебор. С другой стороны, почему нет? Почему не успокоить человека, если он смущен? Удивительно, что нашелся некто, которому небезразличен другой, совершенно незнакомый человек, который беспокоится, не обидел ли он ненароком. Похоже, она очень хорошая девушка. Или женщина... Дай Бог ей счастья. Что это? Опять эсэмэс?

«Спасибо. Он хорошим уже не будет».

Вот это номер! Гусаров недоумевал. Как ему на все это реагировать? Как-то подозрительно все это. Он опять усомнился в искренности абонента: вдруг это все же розыгрыш и его хотят втянуть в какую-то гнусную историю? А если нет? Теперь уже не откликнуться будет совсем невежливо. А что писать? Спрашивать, почему ее вечер не будет сегодня хорошим? Немного нагловато. Но женщина там, в телефоне, явно надеется на что-то, и ей, похоже, совсем не хорошо сейчас. Иначе зачем писать тому, о ком ничего не знаешь? Откуда уверенность, что его заинтригует все это? Может, ему девяносто лет? Или двенадцать? Или он вообще не мужчина? Зачем ей все это?

В раздумьях он дошел до дома. Отец сидел в гостиной за столом и что-то писал. Завидев сына, он снял очки и бодро отрапортовал:

— Вот решил к мемуарам вернуться. Столько лет писал дневники! Вот на их основе и напишу что-нибудь. Может, и получится интересно. Скоро ведь умирать. Хочется запечатлеть свою жизнь. Может, и не такой никчемной она была? А? Как думаешь?

— Бать, я не знаю. Главное, чтобы вся эта писанина не отняла у тебя слишком много сил. А так пиши, конечно. Обещаю, если закончишь, я сам понесу по издательствам.

Сколько раз они возвращались к этому разговору, сколько раз делали вид, что он происходит между ними впервые. Больше чем на два-три дня отца никогда не хватало, и он, отчаявшись, в гневе забрасывал рукопись на антресоли, клянясь больше никогда ее оттуда не доставать. Через какое-то время все повторялось заново.

— Ты голодный? — Отец, несмотря на немощь, что-то каждый день кашеварил.

— Нет. Пока не хочу ничего. Не волнуйся. — Гренки и орешки отбили аппетит надолго.

— Ну, хорошо. Отдыхай.

Отец опять взял ручку и уткнулся в белый лист. О том, чтобы приучить его к компьютеру, речи не шло. Почерк был у него ровный, прямой, почти каллиграфический.

Гусаров-младший, посчитав, что на этом церемонии окончены, прошел в свою комнату, с наслаждением снял с себя костюм, рубашку, аккуратно развесил все и влез в большой байковый халат. Затем вытянулся на диване, включил телевизор.

На экране яростно спорили люди в пиджаках.

Теперь уже можно не отвечать ей! Она уже, поди, и забыла о нем, посчитала, что он оскорбился такой назойливостью. А что еще может быть? Если она так уж жаждала его ответа, то написала бы еще раз. А она молчит. Все это к лучшему. И чего это он так распереживался из-за каких-то пустяков? Он уже совсем было успокоился, но из кармана пиджака телефон вновь подал весть о себе. Гусаров почти вскочил, чтобы вытащить его.

«Простите меня, я понимаю, что все это очень странно. Моя дурацкая ошибка. Мне очень хочется с вами поговорить. Если вы скажете нет, я удалю ваш номер. Жду».

Неужели она предполагает, что он поведется на это? Зачем ему с ней разговаривать? О чем? Какая она, право, нетактичная. А может, она безумна? Просто обычная сумасшедшая, переживающая по осени обострение? Ведь нормальный человек такое едва ли себе позволит. Так вторгаться в чужую жизнь!

Позвоню и отчитаю ее! Пусть своими делами занимается, а в мои не суется. Он вдруг услышал свое сердце, которое билось, словно вне его.

Надо решить все это побыстрее...